Стиль Милонгеро и социальное танго

Стиль Милонгеро? Что в имени этом?

По моему опыту, Аргентинские милонгеро похожи на старых членов молодёжных банд 40-летней давности.

Сейчас их несложно встретить и разговорить, в противоположность тому, когда они были молоды и скрытны. Они выборочно размышляют над своей историей, как любые старые люди, сперва выставляя в хорошем свете себя и свою роль, затем роли семьи и друзей, и в конце своих соседей и преданность банде. Может быть, некоторые из них рассказывают абсолютную правду, но мы этого никогда не узнаем. Для нас невозможно соотнести такую правду, потому что её, ставшую бледной от их упрямства, так же, как и от жестокости истории аргентинской политики, на самом деле, больше не существует. Людей приговаривали к смерти и ссылали за общественные объединения.

Поэтому история стиля в танце танго запутана и полна усердия немногих танцоров, оставшихся для «своего собственного» «настоящего» танго.

Эта преданность музыке танго и стилю танца сформировали ядро политического танго. На хорошей стороне был основной принцип танца индивидуалистического, переменного и всеобъемлющего. На плохой стороне – низменная история.

Важно помнить: вся история происходила 40 и более лет назад, и даже те из нас, кому посчастливилось с лихвой приобрести опыта в танго в Буэнос-Айресе, в лучшем случае, лишь видели тени и слышали шёпот кусочков «правды».

Часть проблемы идентификации и классификации стиля – это то, что те, кто танцуют сегодня в Буэнос-Айресе, в своём большинстве проходят по различным территориям. В каждом взятом танце вы видите все виды соседних стилей и не только смешавшиеся на танцполе, но смешавшиеся во времени, так как эти самые танцоры влияют друг на друга, и сейчас эволюционируя в своём танце. (Ошибка думать, что эти старые танцоры не развиваются, даже сейчас их выбирают.) И по этой причине использование описательной терминологии постоянно развивается и, вследствие этого, путает нас.

В былые времена лишь немногие танцоры путешествовали за пределы своего района.

В этом не было необходимости. С семью или восьмью танцевальными залами поблизости, постоянной ротацией хорошей живой музыки и связью с семьёй и «бандой», позволявшей чувствовать себя в безопасности, как стилистически, так и физически (то были жестокие времена, так говорили все). Те, кто осмеливался посетить другие районы, часто шёл искать приключений, то есть женщин и драки.

Танцевальные залы были своего рода клубами, и каждый зал имел свои стилистические правила, которые навязывались, часто безжалостно. Казалось, что даже прежде, в золотые дни танго, существовали определённые стили и их сторонники, в среде которых они пользовались популярностью. Однако даже это предположение рискованно в мире с неписанной историей, где мы целиком и полностью зависим от выживших, рассказывающих нам свои собственные истории.

Мы знаем, что центр города имел свои весьма отличные от близлежащих окрестностей правила. И был местом самых агрессивных и опасных, богатых и экстравагантных, где смешивался профессиональный театр, музыка и массовка кино. Кто-то мог исчезнуть, и это, по всей видимости, стало бы меньшим событием, чем если бы об этом узнали в районе, кто-то мог пойти искать себе рискованную компанию (девушек без сопровождения, азартных мужчин). То была «сцена одиночек».

В этой модной ночной жизни центра города, близкое объятие, с которым мы, чужестранцы, пока были менее знакомы, стало популярно. Это помогло понять, почему оно осуждалось в районах, где под элегантностью понималось отдаление мужчины от женщины на толщину бумажного листа. Несмотря на то, что, возможно, существовали районы, где близкий стиль являлся предпочтительным.

Танго выступления поначалу развивались в местных сообществах.

Для большинства выступления в перерывах между социальным танцами были своего рода свободным столкновением между школами разных районов. В пятидесятых Juan Carlos Copes привёл развитие танго на сцену, которое завершилось Аргентинским Танго и современным медленным танцеванием. Это развитие привело к очередному разветвлению стиля, а шоу быстро распространялось и расширяло свой репертуар, создавая ещё больше стилистических различий.

В нынешней эпохе с возвращением демократии стилистические различия в социальном танго по-прежнему географически широко распространены. Наиболее известный стиль Севера и Запада основан на стиле, изначально развивавшемся в районе Devoto кругом людей Petroleo. Не так давно популярным среди молодых учеников был стиль близкого объятия, танцуемый, в основном, в центре. И в то время как, безусловно, существовали и другие стили, эти два стиля доминируют и сегодня на аргентинской социальной сцене.

Так, наконец, обратимся к названиям.

Это непростой вопрос: история танго как танца преимущественно передавалась из уст в уста. Существует множество названий. Canyengue относится к районным стилям конца двадцатых и тридцатых годов. Танцоры рассказывают, как Canyengue исчез, и стал распространяться социальный стиль танго сороковых годов. Затем танго, действительно, имело два деления: Salon, прогулочный танец, и Orillero, то же самое, но с поворотами. (Стили также можно было узнать по верности оркестру.) К тому же некоторые танцоры были прекрасно известны за свои милонги. В сороковых слово милонгеро было не совсем лестным, так как подразумевало того, кто зависим от ночной жизни, никогда не работает и часто умоляет дать взаймы.

Однако, в настоящее время Salon и Milonguero стали равнозначными при описании более туманно определённых стилей теперешнего старого поколения. Сейчас они объединились для контраста с фантазиями сценического танго внутри Аргентины и за её пределами и заграничными формами социального танца.

Поэтому танцоры каждой из этих двух преобладающих стилистических групп Буэнос-Айреса как Salon, так и Milonguero сегодня считают, что то, что они делают – самое элегантное для них, иначе говоря, противопоставляют прогулку салон демонстрации фигур. В этом суть устной истории. Те слова, которые вы используете для описания зависят от того, от кого вы их впервые услышали. Но история не стоит на месте, и значение этих слов, кажется, снова разойдутся.

Нынешние сторонники этого стиля с Северо-запада все были первым и вторым поколением последователей из ранних групп, которые вёл Petroleo. Эта группа включает социальных танцоров, Fino и Miguel Balmeceda (продолжили дело), и Juan Bruno и Mingo Pugliese (живущие). Артистов с фантазией, включая Todaro и Virulazo (оба ушедшие), многих исполнителей, до сих пор работающих из поколения Copes, и много другой важной молодёжи. Им всем кажется, что гораздо удобней называть корнем того, что они делают, Salon Tango, хотя Lampazo, например, до сих пор использует Milonguero для описания этого стиля в то время, как Juan Bruno продолжает настаивать на делении этого стиля на Salon и Orillero. Примерно тогда же пришёл Pedro Rusconi, “Tete” (первый как учитель сторонник повышения известности близкого объятия) и Susana Miller, уговорившая нескольких милонгеро этого стиля научить её. Им комфортней говорить Salon, как визитка их стиля, но большинство людей в Буэнос-Айресе называют это стилем Milonguero.

Так что для большей части стили Salon и Orillero Devoto стали совмещены в Salon. Стиль более близкого объятия, который долго не изучали, неявно использовал стиль Miloguero.

Никто пока ещё не говорит о стиле южных районов, опоясывающих столицу, где аргентинская молодёжь часто пускалась на свои собственные спелеологические экспедиции. Одна вещь, в которой я уверен, – это в том, что эти районы предлагают плодородную почву для дальнейших исследований в Буэнос-Айресе.

Что касается меня, то пока я был поглощён всеми этими различиями «стилей» танго, пока смотрел, как их танцуют в Буэнос-Айресе, так и не сформировал предпочтений ни к одному из них. Я даже не начинал отмечать стиль близкого объятия, «милонгеро», пока не пробыл в Буэнос-Айресе какое-то время. Потребовалось несколько лет, чтобы, как в прошлом, восхищаться своим шагами, первым, с чего я начал танцевать. Танцоры, уделяющие мало внимания работе стопы, неинтересны для меня, и я просто не смотрю на них.

Тогда, годы советов милонгеро о том, чтобы чувствовать танец, а не просто учить шаги, начали давать эффект. Я стал обращать внимание, как танцоры стоят, обнимаются и слушают музыку. Не то, что бы я не знал об этих вещах раньше, просто не видел их, хотя они были прямо передо мной.

Я пробудился, когда увидел танец Tete

Мне кажется, я понял, что под поверхностью стиля танго, но не думаю, что истощись возможности Буэнос-Айреса показать мне больше. На самом деле, как я говорил, я готов постоянно смотреть на то, о существовании чего ещё не знал.

Daniel Trenner, 1996

www.danieltrenner.com
Перевод: Михаил Енученко

вернуться